Иван Державин - Кто я? Туда я успею
То, что он вспомнил Москву с Красной площадью и даже ясно представлял, как она выглядит, его обрадовало: «Выходит, что-то я помню».
Но, как он ни напрягал память, так и не смог вспомнить, когда был в Москве.
Он стал вспоминать названия других городов: Ленинград, Киев, Новгород, Казань, Волгоград или Сталинград и другие, однако, не имел представления, в каком из них или в каком другом городе он родился и жил.
Не теряя надежды, он стал вспоминать, что знает о России, и выяснил, что помнит довольно много, начиная с древней Руси. На ум пришли князь Вещий Олег, боровшийся с половцами и погибший от укуса змеи, Александр Невский, разбивший шведов и его слова: «Кто к нам с мечом придет, тот от меча и погибнет», Дмитрий Донской, разбивший татар, Иван Грозный, убивший сына, Петр Первый, основавший Российскую империю и прорубивший окно в Европу, затем пришли на ум Николай Первый, казнивший декабристов, потом еще один Николай, сам казненный большевиками во время Великой Октябрьской Революции, затем советская власть, о которой он знал все, от зарождения до… И тут он обнаружил, что его память стала быстро затухать, пока не наступила знакомая бесцветная пустота. Последнее, что он помнил, была громко рекламируемая и много обещавшая перестройка Горбачева с ее непонятными экономическими реформами, которые лишь ухудшили экономику страны. Чем закончилась эта перестройка, он не знал. Выходит, память он потерял на подходе к девяностым годам. Давно это было или только вчера, он не имел представления.
Он закрыл глаза и стал думать, что знает еще, и понял, что, безотносительно к чему-либо, ничего. Однако, открыв глаза и глянув на огонь, он мысленно проговорил: «Это костер, это дрова, а это огонь». Он перевел взгляд на себя и стал перечислять: ноги, руки, свитер, ботинки. Но, как только он пытался вспомнить, где взял свитер или джинсы, он тут же окунался в ту же пустоту.
Больше всего ему хотелось вспомнить свою мать и отца, а возможно, и жену. Мысль о ней пришла ему, когда он, пытаясь определить свой возраст, нащупал налитые силой мышцы рук. У слишком молодого или у старика вряд ли такие тугие, как накаченная покрышка, мускулы, рассудил он, как ему показалось, здраво.
Он догадался, что из его памяти исчезло все, что тем или иным образом связано с его личным прошлым, словно кто-то вырезал из нее, как ножом, автобиографию, оставив, однако, способность говорить, читать и мыслить, чтобы он отличался от животного.
Ему хотелось, чтобы скорее наступил рассвет, когда можно будет осмотреться вокруг и выбраться отсюда. Когда, наконец, рассвело, он заметил на земле две параллельные бороздки, оставленные, как он догадался, от его каблуков, когда его волокли сюда. Оттащили его, не поленившись, в глубь леса метров на сто от проселочной дороги, которую он отыскал по следу. Там он обратил внимание на полуповаленное через дорогу дерево, ставшее, вероятно, ориентиром для тех, кто его привез сюда. Если это так, то эти люди могли вернуться. Зачем? Скорее всего, чтобы закопать его тело. Тогда почему он остался живым? Или он выжил вопреки им?
Не найдя ответа, он внимательно осмотрел ближайший участок дороги и отыскал на дне засохшей лужицы след от колеса машины, однако, определить, в каком направлении она уехала, не сумел.
Он решил пойти по дороге навстречу пробивавшемуся сквозь листья красному солнцу и тут увидел прикрепленный к стволу дерева кусок картона со стрелкой и надписью «Лесник». У него радостно забилось сердце.
Казалось, что лес не кончится никогда. Успокаивало то, что еще дважды ему встретился такой же указатель. Вдруг он услышал в стороне собачий лай, свернул туда и увидел ответвление дороги. Уже увереннее он пошел по ней, и вскоре она привела его к одинокому дому за редким забором.
Едва он подошел к закрытым воротам, как к ним от дома подбежала собака и стала бросаться на него. Отметив с удовлетворением, что он помнит и любит собак, он стал терпеливо ожидать появления лесника. О том, что это его дом, говорила надпись на воротах.
***
Сначала послышался скрип двери, и затем на крыльце появился бородатый человек с ружьем в опущенной руке.
– Шалый, замолчь! – крикнул он. – Что-нибудь нужно?
– Хотел бы с вами переговорить, – тоже крикнул пришелец.
Тут у меня, доносившего до вас эту историю, возникла необходимость как-нибудь назвать молодого человека. Не тратя времени на придумывание, я решил временно, до выяснения настоящего имени молодого человека, так и продолжать называть его или для краткости Мч.
– Ну, говори, – разрешил, подойдя поближе к Мч, лесник. Он был среднерост, худощав и густо темноволос. Борода и новый голубой спортивный костюм вносили путаницу в его возраст: ему можно было дать и пятьдесят и шестьдесят лет одновременно.
Обратив внимание на то, что палец лесника касается курка, Мч сказал:
– Очнулся ночью в лесу и ничего не помню.
– Бывает с перепоя, – усмехнулся лесник.
– Я уж об этом думал, но вряд ли, хотя голова действительно кружилась и до сих пор не совсем в порядке. Но в висках не ломит и во рту никаких следов выпивки. Нет, тут что-то другое. Прошло уже несколько часов, как я очнулся, а я все еще не помню, как меня зовут. Не подскажете, где я нахожусь?
– В Лесках, считай, что в самом центре России. О Центрограде слышал?
– Слышал и представляю, где он.
– Мы в двухстах километрах от него. А ты откуда?
– В том-то и дело, что не имею представления.
Задержав на Мч взгляд, лесник открыл калитку и жестом пригласил следовать за ним, а Шалому приказал идти на место.
В доме их встретила полноватая с миловидным круглым лицом хозяйка, выглядевшая моложе мужа. В ее больших светлых глазах светилось любопытство.
– Вот, говорит, ничего не помнит, – пояснил ей лесник. – Очнулся, говорит, в лесу и не знает, кто он и где находится. Говорит, что не с перепоя.
– У тебя одна причина, – проговорила с укором хозяйка. – Сам ничего не помнишь, когда выпьешь, и на других это же валишь. А человек, может, в беду попал. Заходите, – улыбнулась она Мч. – Мы как раз за стол садимся.
Лесника звали Федором Николаевичем, а хозяйка представилась просто Любой.
Насчет себя Мч лишь пожал плечами.
– Ладно, – махнул рукой хозяин, – Там видно будет. Выпьешь, глядишь, просветлеет в мозгах.
В кухне сладко пахло жареным картофелем, блинами и еще чем-то до боли родным и очень далеким, отчего у Мч едва не прослезились глаза. Хозяева заспорили, надо ли с утра ставить наливку. Победил Федор Николаевич, сказав, что не каждый день к ним приходят люди без памяти. Сладкая домашняя наливка еще больше усилила аппетит Мч, и он с трудом сдерживал его, а Люба все подкладывала в его тарелку картофель и затем блины, повторяя
– Кушай, кушай. Я же вижу, как ты проголодался.
Видя, как ей не терпится услышать, что с ним произошло, он с трудом оторвал себя от еды и повторил, но уже подробно свою краткую историю.
– Сегодня что? Не вторник? – спросила она и сама ответила. – Нет, четверг. Ой, как жалко. А-то по вторникам утром повторяют передачу «Жди меня». Там как-то показывали такого же, как ты, молодого человека, который тоже ничего не помнил. Его, правда, нашли в поезде. Но тот даже говорить не мог, и его снова словам обучали. Помню, говорили, он даже вилку держать не мог. Передача отыскала и привезла ему в Москву мать с сестрой, так он и их не узнал. Они его обнимают, а он смотрит пустыми глазами в сторону от них. Врач больницы, куда его поместили, сказал, что это над ним кто-то такой злой опыт поставил.
– Ты это, Любань, слышь, не все сразу выливай на него, – прервал жену раскрасневшийся от наливки Федор Николаевич. – Не пугай наперед. Может, у него не так все плохо. Вишь, он и говорит нормально и ест и пьет, как все. Выходит, у него не все еще потеряно, должен обязательно оклематься.
– Господи, да что же это за нелюди такие, чтобы над человеком такие опыты ставить, после чего он себя не помнит? – горестно проговорила Люба. – А… вот мне интересно, себя ты в зеркале сможешь узнать? – Она поднялась и принесла из спальни зеркало в овальной раме. – Даже подавать тебе боязно. А ну-ка взгляни на себя.
У Мч самого екнуло сердце, когда брал зеркало. В нем он увидел уставившегося на него совершенно незнакомого голубоглазого парня с плотно сжатыми тонкими губами и русыми в крупных кольцах волосами.
– Неужели не узнал? – ахнула следившая за ним Люба. Мч покачал головой. – Ну, а хоть понравился себе?
Федор Николаевич не вытерпел:
– Ну, скажи, не глупая баба? Что пристала к человеку? Если даже не понравился, он что, может поменять себя? Ты-то сама что не поменялась на артистку какую? И я бы тогда был у тебя не лесник чахоточный, а тоже какой-нибудь артист кислых щей.
